Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я очень рад видеть вас, мистер Беннетт, – сказал Сэм. – Вы не могли избрать для своего появления более благоприятный момент. Как обстоят дела, вы видите сами. Длинных объяснений тут не требуется. Вы пришли за дочерью, мистер Беннет, и нашли вместе с ней сына.
При этом Сэм был уверен, что никто не сумел бы обернуть все это так умно и тонко, как он.
– Что вы там несете? – проговорил мистер Беннетт, дыхательные органы которого к этому времени пришли в более нормальное состояние. – Никакого сына у меня нет.
– Я буду вашим сыном, буду вашей опорой на склоне лет…
– Какого черта вы подразумеваете под склоном лет? – с жаром воскликнул мистер Беннетт.
– Он хочет сказать: когда ты начнешь стареть, папочка, – вмешалась Билли.
– Ну, разумеется, – подтвердил Сэм, – когда вы начнете стареть. Конечно, не раньше. И не подумаю до тех пор. Но, когда этот момент наступит, можете смело рассчитывать на меня. Я же, со своей стороны, считаю для себя большой честью стать зятем такого человека, как мистер Беннетт. Беннетт из Нью-Йорка!
– О, – промолвил Беннетт, – вы в самом деле так думаете?
Мистер Беннетт присел и спрятал свой носовой платок, действительно нуждавшийся в отдыхе. Затем он вперил взгляд в своего новоявленного зятя. Нельзя сказать, чтоб это был взгляд счастливого и гордого избранником своей дочери тестя. Скорее так смотрит судья на преступника, совершившего какое-нибудь чудовищно гнусное преступление. Билли, находившаяся, так сказать, вне обстрела, ухватила только этот взгляд.
– Папочка, неужели ты сердишься? – воскликнула она.
– Сержусь.
– Ты не можешь сердиться!
– Почему это не могу? – возмутился мистер Беннетт. – Почему, черт возьми, я не могу сердиться? Я действительно сержусь. Я прихожу сюда и вдруг застаю тебя… застаю тебя, ну, вот вроде этого…А ты, по-видимому, ожидала, что я подброшу в воздух шляпу и буду орать «ура». Конечно, я сержусь! Ты помолвлена с прекрасным молодым человеком, мягким и отзывчивым, с одним из прекраснейших.
– О, – произнес Сэм, поправляя галстук, – это чрезвычайно лестно для меня…
– Но ведь с этим уже кончено, папочка!
– С чем это кончено?
– Ты же сам сказал мне, что отказал Бриму!
– Гм, да… это верно, – проговорил немного смущенный мистер Беннетт. – До известной степени это так. Но я снова переменил свое решение.
– Ho я не хочу выходить замуж за Брима!
– И очень естественно, – подтвердил Сэм. – Вполне натурально. Об этом не может быть и речи. Через несколько дней мы будем покатываться со смеха при одной этой мысли.
– Это вас совершенно не касается. Девушка, меняющая дюжину женихов за три недели
– Какая дюжина?
– Ну, может быть, четыре, пять, шесть, нельзя же требовать, чтобы я вел им точный счет… Я хочу только сказать, что девушка, не знающая сама, чего она хочет, должна слушаться старших и более благоразумных людей. Ты выйдешь замуж за Брима Мортимера.
– Ничуть не бывало. Ничуть не бывало, – возразил Сэм, неодобрительно покачивая головой. – Она выйдет замуж за меня.
Мистер Беннетт подарил его взглядом, в сравнении с которым все прежние его взгляды смело могли бы назваться любовными.
– Вильгельмина, – промолвил он, – выйди в другую комнату.
– Но Сэм спас мне жизнь!.
– Выйди в другую комнату и подожди меня там!
– Но сюда приходил сумасшедший!.
– Если ты не уйдешь, я сам сойду с ума.
– У него был револьвер.
– Ступай в другую комнату!
– Я всегда буду вас любить, Сам, – твердо и отчетливо произнесла Билли, задерживаясь в дверях.
– И я всегда буду любить только вас, – горячо ответил Сэм.
– Никому не удастся разлучить нас!
– Они только зря потеряют время.
– Вы самый восхитительный человек в мире!
– На свете не было другой девушки, кроме вас!
– Пошла вон! – заорал на нее мистер Беннетт, на которого эта любовная сцена произвела отвратительное впечатление, хотя мне лично она кажется восхитительной.
– Теперь к делу, сэр, – обратился он к Сэму, когда дверь за Билли закрылась.
– B самом деле, давайте поговорим спокойно, – ответил Сэм.
– Я не желаю говорить спокойно.
– Пустяки! Я уверен, что это вам удастся, если вы постараетесь. Во-первых, кто внушил вам глупую мысль выдать эту прелестную девушку замуж за Брима Мортимера?
– Брим Мортимер – сын Генри Мортимера.
– Знаю, – сказал Сэм. – Но что такое Генри Мортимер? Мы с вами отлично знаем, что такое Генри Мортимер. Человек, занимающийся исключительно тем, чтобы отравлять вам жизнь. Неужели вы серьезно хотели бы породниться через этот брак с семьей Мортимера?
– Генри Мортимер мой старый друг.
– Тем хуже! Подумать только, что человек зовет себя вашим другом и в то же время поступает столь низко.
– Недоразумение, на которое вы намекаете, совершенно улажено, и между мной и мистером Мортимером снова установились самые сердечные отношения.
– Мне, конечно, неприятно разочаровывать вас, но лично я не стал бы доверять такому человеку, а что касается до брака вашей дочери…
– Я так решил и на этот раз бесповоротно.
– Если вы послушаете моего совета, то измените свое решение.
– В ваших советах я не нуждаюсь.
– Это не юридический совет, и я за него с вас ничего не возьму, – успокоил его Сэм, – даю его вам, как друг, а не как юрист. Другим это обошлось бы в шесть шиллингов восемь пенсов, для вас – даром.
– Неужели вы не можете понять, что моя дочь выходит замуж за Брима Мортимера, и тут не о чем разговаривать?
– Это ужасно глупо. Я хочу сказать, что глупа сама мысль выдать замуж кого бы то ни было за Брима Мортимера.
– Позвольте сказать вам, что это в высшей степени достойный молодой человек.
– Вы сами разбиваете этим свои доводы. Ваша дочь – девушка с темпераментом, и ей будет невыносимо скучно жить с «достойным» молодым человеком.
– Она поступит так, как я прикажу ей.
Сэм строго посмотрел на него:
– А до ее счастья вам, значит, нет дела?
– Я лучше знаю, что нужно для ее блага.
– Если бы вы спросили меня, я бы сказал вам, что в этом деле вы скверный судья.
– Я здесь не для того, чтобы меня оскорбляли.
– Это мне нравится! Вы оскорбляете меня с момента своего прихода. Какое право вы имеете утверждать, что я не гожусь в мужья вашей дочери?
– Я этого не говорил.
– Вы именно это и доказываете мне и при том еще все время смотрите на меня так, словно я прокаженный или какой-нибудь вредный суррогат, запрещенный для продажи в гастрономических магазинах. Почему, хотел бы я знать? – разгорячался все более